Мы укрылись в теплом помещении, а Николай Иванович решил еще разок проехать по дороге и подобрать «безлошадников». Таков непреложный, хотя и неписаный закон северного братства: не бросать в беде даже совсем незнакомых людей.

Так уж случилось, что мне вскоре пришлось по служебным делам вылететь на Камчатку, а оттуда сразу же на Сахалин. И там я встретился с корюшкой, да еще какой!

Как-то я ехал из поселка Леонидово, что находится на Южном Сахалине, в город Поронайск. Увидев на льду реки Поронай рыболовов, завернул к ним на минутку, хотя времени у меня было в обрез. То, что я увидел, не могло не взволновать мое рыбацкое сердце: шла корюшка! Около каждой лунки лежали солидные кучки зубатки. Стоял легкий морозец — не более 10—15 градусов, ярко светило солнце — никакого сравнения с Чукоткой, проводившей меня тридцатисемиградусным морозом, да еще с ветерком!

Вот ближайший от меня рыболов — совсем молоденький парнишка — выдернул из воды увесистую, ладную зубатку и так же, как это делаем и мы, сбил ее с крючка ударом о лед.

Была уже половина апреля, когда я вернулся на Чукотку. В первый же вечер меня навестил Николай Иванович и полностью проинформировал об обстановке. Зима оказалась на редкость суровой, даже для Чукотки. Частые пурги сменялись сильными морозами.

Однако корюшка шла неплохо, грех жаловаться.

Одна беда — поломался наш вездеход. Как-то в пургу Миша сбился с дороги, съехал в тундру и напоролся на камень, которого не заметил под снегом. Вездеход был ветераном, он давно держался лишь на энтузиазме членов коллектива рыболовов да на трудолюбии водителя, который все свое свободное время возился с машиной, что-то подтягивал, регулировал. И вот не уберегли старого «коня», после той злополучной поездки он уже не оправился. А между тем приближалось короткое чукотское лето, нас ждали дальние походы в тундру, и нужна была надежная машина. И опять нам пошли навстречу — выделили, хоть и не новый, но вполне еще приличный вездеход с мощным двигателем!

Снова мы на лимане. Солнце на безоблачном, ярко-голубом небе щедро сияло совсем по-весеннему. Под его лучами снег сверкал и искрился так ослепительно, что глаза сразу же начинали слезиться. Все рыболовы стали совершенно неузнаваемыми, надев самые различные светофильтры, а Николай Иванович приспособил себе на лоб защитный щиток; когда он его опускал, то становился похожим на инопланетянина из фантастического фильма.

Лед совсем не тот, что был в январе. Просверлишь с полметра, а дальше бур идет совсем легко: лед, подмытый снизу течением, которое дважды в сутки в прилив гонит воду в лиман из залива и с такой же методичностью откачивает ее назад, стал не только тоньше, но и как бы напитанным водой, пористым. Казалось, бур просто протыкает его.

Клев был веселый, азартный. Корюшка брала и со дна, и в верхних слоях воды, и даже сразу же подо льдом. Это напоминало рыбалку, которую я наблюдал на Сахалине.

Днем солнышко пригрело еще больше, потеплело — не ловля, а одно удовольствие!

Как-то неожиданно на льду появились пуночки — полярные воробьи, первые вестники окончания долгой чукотской зимы. Они деловито, совсем как их сородичи на материке, суетились, разыскивая, чем бы поживиться. Рыболовы охотно подкармливают их, радуясь возможности понаблюдать за этими симпатичными пичужками.

Примерно к полудню клев стал ослабевать, а вскоре и вовсе прекратился. Это мало кого расстроило: у каждого был уже неплохой улов, а время — «еще не вечер», как говорят в подобных случаях рыболовы.

А на лиман все прибывал и прибывал народ. Вот со стороны Угольных Копей подошли два больших тяжелых вездехода, и с них высадился целый «десант» — человек пятьдесят. По дороге, накатанной между Шахтерским и Анадырем, один за другим, с интервалом в пятнадцать — двадцать минут проходили большегрузные самосвалы с углем — завозили топливо в город, пока лед на лимане стоял. Они тоже подбрасывали рыболовов. Послышался рокот мотоциклетного мотора, и из-за гряды торосов вынеслись и быстро помчались по снегу аэросани. Метрах в трехстах от нас проскользили нарты в собачьей упряжке — когда-то основной вид транспорта в здешних местах, а теперь — большая редкость.

Все-таки в моментах бесклевья, особенно в хорошую погоду, есть своя прелесть: внимательнее вглядываешься в окружающий тебя мир, замечаешь то, что обычно не видишь, когда сосредоточен на ловле. Так и сейчас: гляжу, многие рыболовы повернулись в одну сторону, оживленно переговариваются, смеются, показывают на кого-то. Смотрю, а это разомлевший на солнышке рыбачок мирно дремлет, удильник лежит рядом с ним на льду, а шагах в трех от него, около кучки корюшки, сидят два необыкновенно крупных, аспидно-черных ворона. Наклонив головы набок, они с уморительной серьезностью изучали улов, потом сначала один, а за ним и второй смело и решительно приблизились к краю кучки, выбрали по корюшке и отлетели немного в сторону. Удобно устроившись, они, придерживая одной лапой добычу, принялись с аппетитом клевать ее.

Птицы привлекли общее внимание не только своим поведением, так всех насмешившим. Дело в том, что вороны на Чукотке не обитают, и эти, непохожие на собратьев, живущих на материке, отличающиеся крупностью и прямо-таки царственной осанкой, были не простые вороны, а знаменитые юконские. Давно, даже старожилы не помнят, когда именно, в Анадырь перелетели с Аляски несколько воронов и поселились в районе ТЭЦ; в особо сильные морозы они укрывались в подсобных помещениях станции. Жители города радовались их появлению, подкармливали и оберегали.

Клева все не было, и Николай Иванович предложил нам устроить заманушку — так он называл свою излюбленную шутку-розыгрыш. Мы радостно согласились и принялись усиленно «махать» руками, имитируя успешную ловлю.

Как и ожидал Николай Иванович, на «заманушку» сразу же «клюнули» несколько рыболовов, которые давно уже бродили по лиману в поисках рыбы. Не прошло и четверти часа, как нас «обрубили», подобравшись почти к самым нашим лункам, и — о чудо! — сразу же пришельцы начали таскать корюшку, и не какую-нибудь маломерку, а самую настоящую зубатку. Не успев даже удивиться такому повороту событий, мы кинулись, а Николай Иванович быстрее всех, к своим снастям.

Вскоре «замахали» чуть ли не по всему лиману. Да, это была настоящая ловля! За короткое время каждый из нас вытащил по два-три десятка великолепных зубаток.

Мы потом часто подшучивали над Николаем Ивановичем: «Вот так «заманушку» ты нам всем устроил! Только нельзя ли было пораньше?»