Мы готовились к ней довольно долго – купили модную углепластиковую удочку, спиннинг, мотыля и даже книжку про рыбалку… Книжка была очень полезная – в ней было описано озеро Селигер; детально расписаны породы рыб, которые там водятся: щуки, судаки, лещи, подлещики, голавли, окуни, ну и всякая прочая мелочь – плотва, краснопёрка и т.д… Про окуней в этой книге было написано особенно поэтично.

“Нет ничего увлекательней, чем ловля окуня на спиннинг. Во время вечернего и утреннего жора, когда стайки окуней охотятся на мальков, стоит только забросить спиннинг с насадкой, отдалённо напоминающей рыбку, главное, что бы она вертелась, и окунь тут же жадно набрасывается и глотает её…” Я долго представлял себе, как забрасываю спиннинг, и именно во время жора, и не успеваю вытаскивать одну рыбину, как другая уже летит за моим крючком…

Дорога до Селигера тебе знакома – эта та самая Ленинградка, вернее, её продолжение, которое называется Е95, а ещё вернее, та часть Е95, которая идёт вверх от Москвы, к Питеру (есть ещё нижняя часть, которая в народе называется Симферопольским шоссе, я тоже её всю изъездил).

Очень красивый вид, и скоростная дорога гипнотизирует, невольно начинаешь ехать быстрее, затем ещё быстрее, и так до тех пор, пока не осознаёшь, что нога давит не на педаль, а в пол, но хочется ещё… Мелькают объезды городов – Тверь, Торжок, и вот поворот на Селигер, такая узенькая, но свободная и ровная дорожка, здесь приходится сбросить скорость до 130… Заправка у бензоколонки – я знаю, больше их не будет, а в баке осталось литров 10, от Москвы до Селигера более 400 км… И вот сам Селигер – огромное, как море, извилистое озеро, очень прозрачное…

Подъезжаю ближе… Мама дорогая – весь берег утыкан палатками! Ищу место, где бы их не было…

Проходит полчаса, час – нет такого места… Мой племянник хмыкает – “Чайники, не знают, где можно поймать рыбу – здесь её нет, она стоит около камышовых зарослей и ждёт нас… А здесь нет зарослей, надо искать”… Мы ищем, и наконец, находим – совершенно пустой заливчик, сплошь заросший камышами, вокруг никого, рядом след от костра и узкий проход в чистую воду, вырубленый кем-то в камышах. Нда, те люди знали толк в рыбной ловле, и в моей голове всплывает фраза: “Во время утреннего и вечернего жора”… Тем временем мы второпях ставим палатку, на хвое, зажигаем мангал и начинаем готовить шашлык… Вот и удочки – раз – и они собраны, но сначала надо поесть…

Слышим шум двигателя – подъезжает убитая шестерка, из неё высовывается харя интеллигентного вида и спрашивает разрешения остановится рядом, ненадолго. Из сего лимузина вылазят четверо – две сильно потасканные девицы, тот самый интюлигент в очках и лысый дядька, похожий на Говорухина…

Очкарик приближается к нам с поклонами: – “А не позволите ли Вы, пока не сгорят дрова в мангале, минут на несколько занять вот этот краешек нашей коптильней?” Мы позволяем – нам всё равно надо подождать, пока дрова не превратяться в угли… В коптильне, оказывается, рыба – друзья этой компании поймали её только что – две плотвы и два окуня… Окунь…Жор… это сладостное слово вертится у меня на языке… Очкарик забирает коптильню, предварительно извинившись, что не сможет поделится рыбой – и так закуски маловато, и рядом раздаются тосты, плавно переходящие в пляски… Очки и лысины сверкают в дневном мареве, отражаясь в зеркале Селигера…

Мы быстренько жарим шашлык, с наслаждением поедаем его… Очкарик вновь, с извинениями, подползает к нашему мангалу. Садится рядом, и рассказывает грустнейшую историю о том, что от него ушла жена. Рассказывает, ненароком хватая кусочки шашлыка с общей тарелки… История действительно грустная, наш собеседник заканчивает её так:

– Ведь они, женщины (обвинительный взгляд в сторону моей жены) – падки на всякие дорогие игрушки – машины (аналогичный взгляд в сторону моей машины), украшения, деньги…” (с вызовом смотрит на меня).

– Ну не знаю, – говорит моя Ольга, улыбаясь – я бы своего ни на кого не променяла. Потому, что я знаю, что лучше мне не найти…

Очкарик грустнеет и уходит к дискотеке около копейки…

А мы ждём вечернего жора, который начинается, если верить моей книге, в восемь часов вечера… Пляски около копейки становятся особенно интенсивными… Я с удовольствием наблюдаю за лысым дядькой – уж больно заковыристые “па” он выписывает… И вот, наконец, восемь, мы подходим к проходу в тростниках и лихо забрасываем спиннинг… в тростники… зацепился гад… я лезу в воду и обнаруживаю, что здесь очень мелко – в двадцати метрах от берега вода еле доходит мне до пояса… Ерунда – заходим в воду по грудь – главное, не пропустить время жора, а уж там…

Мы бросали спиннинг часа два, вытащили на берег груду коряг, старых лохмотьев, и один раз подцепили чью-то забытую сеть, полусгнившую, с протухшей рыбой, и ничего… Окуни весело гонялись за стайками мальков, но блесну не брали… Мы оставили на дне этого проклятого озера три блесны и один крючок с поплавком, но не поймали ничего… не было даже поклёвки… Рядом проплывали лодки с грустными рыбаками, они вытаскивали пустые крючки и матерились… Когда мы окончательно замёрзли, мы вылезли из воды, и нас тут же облепили комары… вот где мы согрелись, отмахиваясь от этой заразы… А у копейки по-прежнему гремела музыка, и лысый дядька выписывал поразительно сложные минуэты…

Было около двенадцати, и очень хотелось спать, мы выпили горячего чая, и вежливо попросили плясунов удалится, а надо сказать, что мой двадцатилетний племянник сложен, как Рембо, он очень меня любит и подражает мне, только я бросил качаться, а он продолжает до сих пор… Нас поняли и стали заводить копейку, она не заводилась – аккумулятор сел… Мы дали им прикурить, они стартовали, очень лихо, и сразу завязли в грязи… Мы их толкнули, и они, наконец, уехали… уф…

Было холодно и комары стаями висели над нами… Ночью нас разбудили голоса – это весёлые рыболовы вытаскивали на берег моторную лодку… Кто -то из них кричал: “Не могу больше, я уроню его сейчас”, это наверное, про лодочный мотор… Я завёл будильник на восемь – может, утренний жор будет удачливее… нет, он не был удачливее, зато мы оставили Селигеру последнюю, четвёртую блесну, и плюнув на всё, быстренько собрали шмотки и уехали.

Книжку про рыбалку я задвинул в самый дальний угол шкафа на даче, но когда кто-нибудь из нас говорит слово “жор”, мы начинаем глупо улыбаться, и мне кажется, эти улыбки заразны.